С театральных подмостков в казённые комнаты
Недавно актеры Пензенского драматического, благодарные зрители и все, кто так или иначе связан с театром, почтили память народного артиста РСФСР, легендарного главного режиссера, руководившего пензенским театром в 70-е годы прошлого века — Семена Рейнгольда. 18 ноября ему исполнилось бы 90 лет.
В этот знаковый для людей искусств день мы купили букет цветов и отправились в гости к вдове Семена Моисеевича — знаменитой Тамаре МАРСОВОЙ.
Любовь на сцене и в жизни
Пятьдесят пять лет жизни она отдала театру. Сотни сыгранных ролей, многие тысячи часов на подмостках. Газеты называли ее заслуженной Джульеттой России, критики восторгались ее актерским талантом.
Сегодня Тамара МАРСОВА — та самая Джульетта — живет в пензенском доме ветеранов. И все, что у нее осталось от театра — воспоминания, альбом с черно-белыми фотографиями и цветные, удивительно реальные сны.
«Я родилась в Новосибирске, в 1927 году, — рассказывает наша собеседница. — Мама у меня была домохозяйкой, отец учителем русского языка и литературы. Когда мне исполнилось четыре, мы переехали в поселок Барзас неподалеку от Кемерово. Там прожили шесть лет».
А потом по всей стране начались репрессии. Кто-то донес властям о том, что отец маленькой Томы — сын священника. В декабре 37-го его арестовали, продержали целую ночь в выстуженной конюшне вместе с другими репрессированными. А наутро расстреляли без суда и следствия. До того дня, признается Тамара Евдокимовна, она была очень наивной девочкой и думала, что все люди одинаковые. Но когда стало известно, что она дочь врага народа, люди вдруг сразу сделались разными. Кто-то по-человечески жалел и старался приободрить ее и убитую горем мать. Другие шарахались в стороны и отводили глаза при встрече.
Спустя какое-то время осиротевшая семья перебралась в Кемерово. Там в детском театре при доме пионеров маленькая Тома впервые попробовала себя в качестве актрисы.
«Дело в том, что мой папа был человеком очень культурным и начитанным, — вспоминает моя собеседница. — Он каждый день перед сном читал маме классику — Гоголя, Тургенева, Пушкина. А по праздникам вместе со своими учениками устраивал в школе маленькие спектакли. Сам писал сценарии, сам руководил постановкой. Видимо, именно тогда я полюбила все, что связано с театром».
Талантливых ребятишек заметили и взяли в кемеровский драматический театр. Сначала во вспомогательный, а потом — после войны — и в основной состав.
Там же, в Кемерово, Тамара Евдокимовна познакомилась с первым мужем. Он играл Ромео, а она Джульетту.
«Я любила его до безумия, — вспоминает бывшая актриса. — Казалось, могу за ним пойти и в огонь и в воду».
Но счастье было недолгим. За какую-то серьезную провинность супруга перевели в Сталинск (ныне Новокузнецк), и наша героиня, конечно, поехала с ним. Прежнего мира между супругами уже не было. Давние обиды, невысказанные жалобы — все это копилось и копилось до тех пор, пока в Сталинск, ставить дипломный спектакль, не приехал из Ленинграда молодой режиссер Семен Рейнгольд.
«Спектакль назывался “Таня”, — продолжает Тамара Евдокимовна. — По пьесе Алексея Арбузова. Меня позвали играть в нем главную роль. Это была очень личная вещь, почти автобиографическая. Главную героиню — ту самую Таню — предает муж, она уходит из института, потом у нее от болезни умирает ребенок. Но, несмотря на все это, она остается такой же, какой была: доброй, милой, немного наивной. Прямо как я».
Спектакль прошел с блеском. Зрители приняли работу режиссера и актеров на ура. А между молодым режиссером и молодой актрисой зародилось робкое, нежное чувство.
«Потом Рейнгольд уехал в Ленинград, — рассказывает Марсова. — Он был настолько талантлив, что сразу после окончания учебы его ждали в театре Комиссаржевской. Но не сложилось — грянуло “дело врачей”, и его, как представителя еврейской нации, в театр Комиссаржевской не взяли».
Молодой режиссер вернулся в Сталинск. В это же время Тамара Евдокимовна разошлась с первым мужем. Началась новая жизнь, новая работа, новые роли. И новые города: вместе с Рейнгольдом будущая заслуженная Джульетта России переехала в Брест, в нищую тогда и голодную Белорусскую ССР. Потом его пригласил Пензенский драматический театр — так и случилось первое в его жизни и в жизни нашей собеседницы знакомство с городом на Суре.
«Сказать по правде, Пенза тогда показалась ужасной, — с улыбкой вспоминает она. — Грязной и серой. Кругом бездорожье. А нас еще поселили в общежитие возле театра, переделанное из конюшни. Можете представить, какие там были условия».
Легко, без надрыва
Из Пензы — снова переводом — во Владимир. К тому времени фамилия Рейнгольд уже стала известной в театральной среде. После смерти худрука владимирского театра вся труппа требовала поставить на его место Семена Моисеевича. Но дирекция высказалась против: город Владимир — «Золотые ворота России» — и человек по фамилии Рейнгольд, по словам руководства, друг с другом не сочетались.
После Владимира было Иваново, потом Орджоникидзе и, наконец, снова Пенза. Здесь супруги остались надолго: почти сорок лет на двоих прослужили в театре имени Луначарского. Он — десять, а она — целых тридцать.
«Я играла не во всех спектаклях, — продолжает наша собеседница. — Он знал, на что я способна, и давал мне только такие роли, для которых я подходила».
В рецензиях ее хвалили. Писали об «игре, терзающей сердце». А она просто жила на сцене. Легко и без надрыва.
«Конечно, нам приходилось тяжело, — вспоминает она. — Много хлопот доставляла цензура. От Рейнгольда требовали составить репертуар на год — и тут же безжалостно рубили все, что не укладывалось в цензурные рамки».
«Никто не вытрет слез»
Из-за всех этих треволнений у супруга Тамары Евдокимовны стало часто болеть сердце. Оно-то его, в конце концов, и подвело: в 1982 году замечательный режиссер Семен Моисеевич Рейнгольд скончался от инфаркта. «Счастливый несчастный человек», как называла его жена, он так и не создал свой собственный театр. Но добился другого — собрал вокруг себя верную команду учеников и единомышленников. Знаменитый пензенский актер Михаил Каплан сказал однажды: «Мы все — рейнгольдовцы».
После смерти супруга Тамара Евдокимовна осталась одна. Она еще долго играла в пензенском театре, но, в конце концов, из-за постоянного нервного напряжения у нее развилась самая страшная болезнь для актера: боязнь сцены.
«Свой последний спектакль я сыграла на двухсотлетии театра, — вспоминает она. — Потом, после увольнения, пошла к Наталии Аркадьевне Кугель, в Дом Мейерхольда. Там сидела за конторкой, записывала гостей, иногда проводила экскурсии. Там же в последний раз вышла на сцену — сыграла матушку в спектакле по сказкам Чарльза Диккенса».
А в 2002 героиня нашей истории оставила квартиру сыну с невесткой и ушла в дом ветеранов.
«Так и живу, — продолжает Тамара Евдокимовна. — Раньше участвовала в самодеятельности, а теперь вот совсем старая стала, слепая. Но я не жалуюсь, вы только не подумайте. У нас тут постоянно что-то происходит: приезжают с концертами, с подарками, просто в гости».
Она до сих пор сохранила в себе доверчивость и наивность — совсем как у пропавшей в годах Тани из пьесы Арбузова. Она до сих пор говорит красиво и ясно — совсем как Джульетта, которой была когда-то. И до сих пор помнит множество прекрасных стихов. Один из самых любимых она даже согласилась прочесть нам вслух:
«И если разболится голова,
И будешь плакать, сидя в чахлом сквере,
Никто не вытрет слез твоих. Москва
таким слезам по-прежнему не верит.
Какое б море мелких неудач,
Какая бы беда ни удручала,
Руками стисни горло и не плачь,
Засядь за стол и все начни сначала».
Дмитрий ЗАЙЦЕВ
Источник: «“Аргументы и факты” в Пензе»