«Новая социальная газета» О пензенском театре и его новом спектакле
Как ни странно, но за год с лишним существования «Новой социальной газеты», имея при этом в ней специальную полосу «Культура», мы ни разу не написали о работе Пензенского драматического театра. Нет, мы регулярно ставили его анонсы, а к случаю пару раз припоминали знаменитый пожар. Но и только.
Разумеется, можно сослаться на то, что все время подворачивались более интересные и значимые для авторов темы, но на самом деле все намного глубже. К нынешнему пензенскому театру испытываешь подспудно сложные чувства. В первую очередь, конечно, к самому зданию. Его за пять лет не пнул уже только ленивый. Кто-то увидел в нем московскую станцию метро Маяковского, кто-то мавзолей, мне лично и внешне и интерьерами он больше напоминает универсам. Впечатление «по-богатому!» слишком остро, чувствуешь себя крайне неудобно и лишний раз оказаться среди «этого всего» не тянет. Но это бы ладно! В конце концов, театр строили не для спектаклей, а для торжественных заседаний, а торжественно заседающие ни в одни времена вкусом не отличались. И вообще, театр — это не стены, а сцена.
В отношении сцены же тоже образовались сложные чувства. Отдавая должное пензенской труппе (в особенности старшего поколения в ее составе), ее (равно как и режиссерские) эксперименты вызывали порой дикое и не всегда приятное впечатление. Понятное дело, что солировал в большинстве случаев Сергей Казаков — главная звезда пензенской сцены и добрый гений руководящего ранга для родного театра. Сразила наповал уже премьера, которой открывалось новое здание. «Ревизор» в постановке безмерно почитаемого в Пензе Валерия Беляковича, определенно, вышел за рамки традиционного прочтения далеко в сторону гротеска и фарса. Никто не оспаривает права мэтра на свое видение и свои режиссерские задумки. Но неестественные позы, принимаемые Казаковым на сцене и его дикий хрип в сочетании с упомянутыми уже театральными интерьерами производили впечатление чего- то несусветного.
До полной виртуозности свой талант фарсового актера Казаков довел в прошлом году, на короткий период времени окунувшись в политику. К счастью для зрителей, надолго он там не потребовался (хотя впечатления от выступлений на публичных мероприятиях остались фееричные) и он целиком вернулся в объятия Мельпомены.
И, надо сказать, крайне удачно.
Первой театральной премьерой в наступившем году стала постановка израильского режиссера Михаила Теплицкого по пьесе современного (и весьма уже почитаемого) французского драматурга Ива Жамиака «Месье Амилькар». И выбор пьесы и приглашение известного режиссера (номинанта, между прочим, «Золотой маски») — несомненная удача и событие для пензенской «драмы».
Главный герой Александр Амилькар (С.Казаков) нанимает профессиональную актрису (А.Смелова), легкомысленную девицу (А.Арзямова) и нищего художника (Е.Харитонов) на роли жены, дочери и лучшего друга соответственно. Спектакль разыгрывается для одного зрителя — самого Амилькара. Он объясняет, что за свои деньги он хочет получить то, чего был лишен в жизни — любви, дружбы, домашнего очага. Почему он был этого лишен — не объясняется. Но можно догадаться. Само имя Амилькар — говорящее. Это традиционное карфагенское имя, а карфагеняне, с тяжелой руки своих врагов римлян, приобрели в истории славу торгашей, готовых купить за деньги все. Кроме того, Амилькар (Гамилькар в русском написании) — полководец, отсюда тиранические замашки. И, наконец, это название не слишком удачливой автомобильной фирмы, скончавшейся в 30-е годы прошлого века — в конце мы узнаем, что месье Амилькар — бухгалтер-жулик, и деньги украдены им из своей фирмы. Невозможно представить, что автор имел все это в виду, давая имя герою. Но то, о чем думал автор, для понимания произведения чаще всего не имеет большого значения.
Месье Амилькар чрезвычайно требователен — для него очень важно правдоподобие. И он это правдоподобие получает. Правдоподобие, которое уже выходит из под его контроля. На сцене появляются «теща» (Г.Репная) и молодой человек «дочери» (Н.Шаповалов). В конце концов месье Амилькар добивается, вроде бы, своего — жизненное правдоподобие переходит в настоящую жизнь — «жена» и «дочь» полюбили его по-настоящему, «друг» тоже стал испытывать к нему подлинную дружескую привязанность. Но месье Амилькар оказывается к этому не готов. Он подавлен и уязвлен тем, что нанятые им статисты оказались способны на то, на что он не был способен всю свою жизнь — бескорыстно дарить тепло и привязанность. Он «жил» в игре. «Новая роль», которую ему предлагают, — не для него. Подлинную жизнь он принять не может и не хочет.
В этом, на наш взгляд, и заключается истинный пафос пьесы. А не в довольно поверхностной идее невозможности «купленного счастья». В жизни возможно все. Надо уметь ценить и принимать ее дары, а не замыкаться в скорлупе эгоистических (порой, надуманных) желаний и устремлений. Герой Жамиака этого не смог. Жизнь отворачивается от неблагодарного любовника — месье Амилькар погибает.
Ну, а завершим, конечно, вернувшись к актерской работе Сергея Казакова. Ему удалось создать на сцене сложный, противоречивый и яркий, запоминающийся образ. Ему удалось избежать главной опасности — примитивизации главного героя. Амилькар Казакова не жалок, не гадок, он вызывает искреннее участие и сочувствие, у зрителя в результате не вызывает чувства внутреннего протеста то, что прочие персонажи вполне искренне полюбили этого мелкого тирана и неудачника. Временами, правда, герой Казакова смешон и нелеп. Но и сама пьеса, все-таки — трагикомедия, и комических ситуаций там предостаточно. Но в гротеск и фарс он на этот раз не ушел. Получилась по-настоящему интересная работа.
Максим ДЕНИСОВ