Городской интернет-журнал «Среда» Рецензия на премьеру «Бесприданницы» в драмтеатре
«Бесприданница» Александра Островского в постановке московского режиссера Александра Баркара была одной из самых ожидаемых премьер Пензенского драматического театра. В интервью СРЕДЕ перед началом работы над этим спектаклем Александр Баркар сказал, что из образа главной героини можно вытащить что угодно, и не обманул.
Мы знаем пьесу «Бесприданница» — в школе проходили, проанализировали, усвоили выводы критиков, написали положенное по программе количество сочинений, давно расставили персонажей по категориям. Да и видели уже не раз.
Александр Баркар отнесся к тексту классика бережно, я бы сказала, щепетильно, но жестко заданная им конструкция и механика постановки вполне может подкорректировать представление об известных нам персонажах. Баркар очистил героев от декора времени и при этом наполнил действие аллюзиями. На сцене, что называется, все оттенки белого — все лаконично, деликатно, изящно. Вплоть до музыкального оформления. Одна из аллюзий — чистые звуки колокольчика и фортепиано, которые у меня вызывали ассоциацию с мультфильмом Тима Бертона «Труп невесты». Впрочем, у зрителя есть возможность составить собственные ассоциации, получить уникальные впечатления, взглянуть заново и совсем иначе на давно известную историю, отринуть наносное — привычные, чужие трактовки характеров, образов и событий.
Режиссер дает возможность окрасить героев каждому на свое усмотрение. Палитра не ограничена, ведь в белом сошлись все существующие в мире цвета и оттенки. А уж шаблонов, ярлыков и определений цивилизованному человеку не занимать. У каждого в голове полный комплект. Воспользоваться этим бесценным даром выбора может любой, была бы смелость хоть на час-другой забыть стереотипы и «что в обществе прилично».
Белые декорации — ледяной холод или раскаленный добела металл? Белые паруса, окрасившиеся ненадолго в алый, — это страсть, мечта, надежда или предвестие трагедии и кровавой развязки?
Лариса — то ли ангел, то ли птица с одним крылом, а может, сама душа, которая бьется, ломая себя о действительность, в которой ее ценность низка и сомнительна. Отчаявшаяся или расчетливая? Стоит на вершине, у края, у пропасти. Или на облаке? Разобьется вдребезги? Или взлетит, вознесется? Огудалова — практичная до меркантильности бабища. Точно? Вы уверены? Карандышев слаб и жалок? И только? А может, в нем есть есть что-то от Дона Кихота? Кнуров — большой человек, столп благородного общества, основа государства? Вожеватов — удачливый коммерсант? Паратов — красавец, мечта романтических девушек и ловкий делец разве не смахивает на альфонса? Эти «большие люди» на самом деле не мелки, не мелочны? Нет? Могли бы спасти человека, душу (и не одну, между прочим), а ограничились расчетом выгоды и утолением сиюминутных страстишек. Так и надо?
Нелепый Робинзон-Счастливцев — всего лишь пьяный актеришка? А может быть, он философ? Низок ли он в готовности исполнять прихоти сильных мира сего за малые подачки и с улыбкой нести ярмо? Может, готовность эта только кажущаяся. Он выживает в заданных условиях, ломает комедию, и покорность не более чем маска?
Жесткий каркас условностей и правил, в котором действуют персонажи, в спектакле незрим, но осязаем. Герои, как в детском мобиле, передвигаются с разной степенью свободы по заданной общественным положением орбите.
Только Лариса и Карандышев нарушают это строгое движение по выверенным траекториям, вносят элемент хаоса в раз и навсегда (так ли?) устоявшуюся гармонию, пытаясь найти свое место, закрепиться в жесткой иерархической и не изменившейся по сей день системе ценностей.
Баркар поиграл со зрителем, предоставив возможность перебрать все стереотипы, шаблоны и ярлыки, засевшие в сознании, выбрать из них любой, нацепить кому угодно, а в идеале — создать пару новых. Он дал нам в руки пазл с разными схемами сборки, каждая из которых будет правильной для того, кто этот пазл собирает. Над некоторыми «постулатами» он откровенно посмеялся, понасмешничал. Кто же не помнит, что если в первом акте на стене висит ружье, то рано или поздно оно непременно выстрелит. Но убивает-то не оружие, а человек. Такая вот простая и очевидная мысль. И вот Карандышев презабавно хвалится «турецким» пистолетом, Паратов играет с ним в русскую рулетку, затвор щелкает бессчетное количество раз и... ничего не происходит. И не может произойти, правда? Всем известно — это всего лишь бутафория, игра! Игра ли? Мы же помним финал, сочиненный Островским. Лариса должна погибнуть. Так сказал классик. Но...
«Я отдаю ее вам», — обращается Робинзон (или Баркар, или сам Островский) не к Юлию Капитонычу Карандышеву, а к нам, зрителям, к обществу в целом и к каждому в отдельности. Нам решать, погибнет она или нет. И неважно, захочет ли признать благородное собрание свою ответственность за происходящее. Все в его руках.
Елена Антонова
Источник: Городской интернет-журнал «Среда»