«Пенза-Онлайн» Сегодня художественному руководителю Пензенского драматического театра Сергею Казакову исполняется 55 лет. К этому юбилею мы отыскали интервью 25-летней давности, которое Сергей Владимирович давал литературному журналу «Сура», будучи артистом. Так как некоторые вопросы показались нам весьма актуальными и сейчас, редакция «Пенза-Онлайн» решила снова задать их Сергею Казакову, а заодно посмотреть, насколько кардинально изменились ответы. (Дублированные вопросы, которые задавались в 1996 году, и ответы на них мы также публикуем).
Можно ли услышать со сцены театра правду, почему подопечные Сергея Казакова не воспринимают всерьез, когда он на них ругается, каким качеством должен обладать профессиональный актер — об этом и не только наш разговор.
— Сергей Владимирович, как вам живется сейчас?
— Нормально, хорошо. Лучше чем всегда.
— На протяжении вот уже 11 лет вы являетесь худруком Пензенского драмтеатра. Есть ли некое сожаление, что в какой-то степени актерская деятельность ушла на второй план?
— Я ничего не отодвинул. Кто тебе такое сказал? Ни на йоту не отодвинул. Я также выступаю, играю. Если б мне сказали, Сергей Владимирович, вот ты будешь худруком, но играть не будешь, то я бы этих людей послал куда подальше.
— Можно ли сказать, что сейчас ваши амбиции удовлетворены в полной мере?
— Если бы мои амбиции были бы удовлетворены, я бы уже давно умер. Живой человек имеет амбиции, и это нормально. Я не буддист, который стремится к тому, чтобы при жизни стать тростинкой. Я не собираюсь быть травушкой-муравушкой.
— 25 лет назад, давая интервью литературному журналу «Сура», вы говорили о том, что, по словам ваших знакомых Пенза — это задница России, и вас отговаривали от переезда. Тогда вы отвечали, что Пенза — это не пятая точка. Поменялась ли спустя время ваша позиция на этот счет?
— Да, мне говорили: куда ты едешь. Сейчас я считаю, что это просто великолепнейший город, и тогда тоже так считал. Пенза — зеленый город, здесь есть чем дышать. Это же кайф.
— Как считаете, сегодняшнее состояние общества сказывается на самочувствии актера, его работе, игре?
— На самочувствии актера, если он профессионал, вообще ничего не должно сказываться. У меня умер отец, и я играл Буратино. Я отыграл эту роль, за мной приехал друг, и так с наклеенным носом сел в машину и поехал в Саратов. Когда приехал к себе на родину, то дал возможность себе расслабиться и осознать, что у меня случилось горе. Я профессионал. Поэтому, чтобы ни случалось в обществе, в личной жизни, ни актер, ни врач, ни священник не имеют права давать себе слабину. Один служит Богу, другой — здоровью, а мы служим душе человека и не имеем права тащить свои внутренние переживания на сцену.
— По вашему мнению, театр сейчас никак не реагирует на происходящие события, безропотно все глотает, зарабатывает деньги, приспосабливается к новой жизни?
— У меня есть книга «Предлагаемые обстоятельства». В ней я как раз говорю о том, что каждый человек мыслит через призму своих предубеждений. А это неправильно. Наш театр прошел через такие жернова, через пандемию. Мы выжили. Мало того, стали развиваться, приобрели новые навыки. Я, например, во время пандемии выпускаю альбом, сейчас виртуозно играю на гитаре.
Все зависит от мозгов, талантов и ума человека. От его мировоззрения. Человек не может развиваться, он может только деградировать, если его мозги связаны с общественным мнением. Он перестает быть собой. Поэтому человек должен пропускать любой вопрос через призму души, через призму Бога. А если это делать через призму своих политических пристрастий, то будет искажение.
— Сейчас слово, сказанное со сцены театра, что-то значит?
— Конечно. Быть или не быть — всегда значит. В любой ситуации перед любым человеком, перед мужчиной, женщиной встают вопросы — быть или не быть; любить или не любить; личное или общественное. Все темы, которые раскрывает театр, каждую секунду, каждую долю секунды предстают перед любым человеком. Поэтому любое талантливое слово, сказанное со сцены, оно глотается.
В театре на Таганке, где работал Владимир Высоцкий, читают между строк. Сейчас не надо читать между строк, сейчас все в интернете есть, и все там написано.
Театр это не про «между строк». Он не имеет права заниматься политикой. Он может только высмеивать это. Так как смеялся Николай Гоголь, потому что тема чиновников актуальна везде. Сейчас поставь в каком-нибудь городе «Ревизор», и спектакль могут закрыть. Скажут, вы что здесь делаете? Темы всегда вечные. Любой зритель — это член общества, и любую информацию воспринимает не через убеждения, а через предубеждения.
И в любой произнесенной фразе зритель сам выбирает, где поставить точку, а где запятую, в зависимости от своего мировоззрения.
Хочешь, я покажу, как работает предубеждение?
— Давайте.
— Вот задай мне любой вопрос.
— Надо подумать. Ну, первое что приходит в голову. Когда вы в первый раз влюбились?
( В этот момент Сергей Казаков берет со стола книгу Натальи Правдиной «Азбука богатства от А до Я» и открывает ее).
— Загадывай страницу.
— Пусть будет 215-я.
(Открывает и читает вслух).
— Мое сознание — источник вдохновения, изобилия и гармонии. Я ответил на твой вопрос. Мое внутреннее состояние не зависит от того, когда я влюбился. Мое внутреннее состояние зависит от изобилия и внутренней гармонии.
— То есть вы всегда влюблены?
— Да, я всегда влюблен. И я не про женский и не про мужской пол. Я про человека. Моя беда, что я увлекаюсь человеком. Артистом. Потом, правда, иногда разочаровываюсь, но так бывает.
— Бытует мнение, что многие режиссеры актеров вообще за людей не считают. Как вы относитесь к таким суждениям?
— Вот я режиссер. Я обожаю артистов. Любых. Режиссер без артиста — ничто. Это то же самое, если ты скажешь, что художники презирают краски. Актер — это краски в руках режиссера, и чем он бережнее относится к ним, тем они дольше ему служат.
Да, режиссер — провокатор. Он должен из артиста вытащить то, что ему нужно. Вот возьмем пример: две мамы разговаривают между собой, у них два ребенка. И тут оба разбегаются и прыгают в лужу. Одна мамочка начинает на ребенка орать и бить его, и в результате у него психологическая травма, а другая говорит: «Маленький, я тебя очень люблю, но больше так не делай». Это урок. Чувствуешь разницу?
— Так, интересно, а какой метод вы применяете?
— Я с любовью всегда. Если приходится ругаться, я всегда внутренне извиняюсь перед человеком. Я сейчас в Москве выпустил курс. Своим студентам говорю, простите, что на вас кричу. Они мне говорят, Сергей Владимирович, вы не умеете ругаться, даже когда вы очень стараетесь, на вас невозможно обижаться. Вы это делаете с такой любовью.
Я там кричу, а они на меня смотрят с любовью и ржут. Я очень смешной в это время. Разве можно обидеться на пингвина, который бегает и ругается? Думаю, что нет.
— Четверть века назад вы не видели ничего предосудительного в том, чтобы у актера был источник дополнительного дохода, в том числе ведение бизнеса. Ваша цитата: «Негоже актеру разве что сидеть в ларьке или торговать на рынке капустой, а иметь собственное дело, связанное с профессией, с интеллектуальной собственностью — почему бы и нет». Расскажите, если не секрет, о ваших дополнительных источниках заработка?
— Я не изменил своего мнения на этот счет. Когда я был актером, я работал параллельно в казино на протяжении 10 лет. Прошел, можно сказать, через большую школу, получил жизненный опыт. Потом, когда казино закрыли, я создал со своими друзьями караоке-клуб «Чарли Голд». Потом мне все это надело, я перерос все эти шоу-бизнесы, ночную жизнь, и начал заниматься педагогикой, создал лабораторию актерского мастерства «Первую скрипку». Об этой моей работе дошли слухи до столицы, и мне предложили набрать курс заочников в Московском театральном институте. Сейчас я являюсь там доцентом, выпустил курс, у меня огромное количество моих выпускников работает в Москве, снимается в кино. Также я занимаюсь с детьми с ограниченными возможностями здоровья, «солнечными» детками, помогаю арт-поместью «Новые берега». Я не занимаюсь зарабатыванием денег. Как говорил мой покойный папа: «Ты занимаешься, чем хочешь, и тебе еще за это платят — это великое счастье».
— Чего, по вашему мнению, сейчас не хватает театру?
— Поездок, гастролей. Это связано не столько с пандемией, сколько с финансами. Если мы выигрываем грант, то едем на обменные гастроли. Они театру жизненно необходимы, так как для развития театру нужен разный зритель.
— Можете ли вы сейчас сказать, что вы хозяин своей судьбы?
— Нет. Человек не хозяин своей судьбы. А что это, по-твоему, такое?
— Нужно сначала спросить, верит ли человек в это.
— Нет, судьба — это не предмет веры. Судьба есть судьба. От чего она зависит? От качества оценки на события. Все зависит от внутреннего состояния человека, в котором он пребывает. Он может находиться в состоянии критики к окружающему миру, наблюдателя, созидателя. Вот какую роль он выбрал, и через какую призму он пропускает все события в этом мире, от этого зависит судьба. Не от Бога, окружения, а от качества оценки на события.
— То есть все в голове?
— Да.
— Верите ли вы в то, что театр может изменить человека? Сделать его благороднее, мужественнее, чище?
— Театр к этому стремится. Это сверхзадача. Во имя чего? Это созидательный момент. Если театр начинает работать во имя зарабатывания денег — это антреприза. А у репертуарного театра задача нести добро.
— Когда вас четверть века назад спросили, не хотели бы вы поставить какое-нибудь действо, вы резко отрезали, сказав, что каждый должен заниматься своим делом, и что вы — актер. Что бы вы сказали, если бы была такая возможность, себе, 30-летнему?
— Да, я перешел этот рубеж. Я теперь и ставлю, и преподаю, и играю. И мне это нравится. Я бы сказал: «Ничего себе, неужели я буду ставить?» Но это, видимо, пришло с возрастом.
Мария Сайганова
Источник: «Пенза-Онлайн»