«Новая социальная газета» Новый сезон Пензенский драматический театр решил открыть довольно неожиданной премьерой — пьесой классика советской драматургии Алексея Арбузова «Моё загляденье».
Выбор пьесы мог показаться странным. Комедия пятидесятилетней давности, посвященная жизни уже почти исчезнувшего поколения совершенно исчезнувшей формации советских людей... Что в ней может затронуть современного зрителя, кроме, возможно, ностальгии в тех, кто еще помнит ту ушедшую жизнь? И что подаст нам молодой человек в растаманской шапочке и мешковатых штанах — свежеиспеченный выпускник ГИТИСа Кирилл Заборихин, уже отметившийся постановкой классика? Но классика живого — в пьесе про день насущный — спектакля по пьесе Юрия Полякова «Золото, любовь революция» — последней премьеры прошедшего театрального сезона.
Были перед премьерой определенные опасения. Оптимизм, конечно, внушало то, что отдельные сцены постановки уже демонстрировались в прошлом сезоне в рамках фестиваля «Маскерадъ», и именно после их просмотра худрук Сергей Казаков дал добро на постановку на большой сцене.
Надо отметить, что малая сцена Пензенского драмтеатра представила в прошлом сезоне сразу несколько постановок по пьесам позднего советского периода. Причем, что поразительно, это местное начинание было неожиданно поддержано летними гастролями в Пензе известного московского театра неслышащих актеров «НЕДОСЛОВ» по пьесе Вампилова «Утиная охота». Обращение к поздней советской классике, таким образом, на данный момент можно считать неким российским театральным трендом.
Вот все это рождало опасения. Понятно, что худрук — человек, кое-что кое-в чем понимающий по определению. Но он давал заключение лишь по «материалам к спектаклю». А что должно получится на выходе, всегда знает только один человек — режиссер, а остальные, как правило, бывают удивлены. И вот вопрос — хватит ли молодому гитисовцу такта и чувства материала, чтобы не скатиться в убогий гротеск и карикатуру, сможет ли он адекватно передать чувства людей из неведомого мира?
Получился, в итоге, парадокс. Режиссер именно что впал в гротеск и едва ли не в карикатуру. Но! Это не стало каким-то издевательством и глумлением. Это напротив, открыло зрителю новый, неведомый ему еще жанр — оптимистического театра абсурда. Вот на раннем этапе развития советского театра была знаменитая «Оптимистическая трагедия» — ну, там больше дань литературному пафосу, чем жанровому новаторству. Сам Арбузов дал определение своей пьесе «оптимистическая комедия» — наверняка в пику. А вот тут — оптимистический театр абсурда.
Что в нашем представлении театр абсурда? Ну это там Ионеско и Беккет. «Лысые певицы» и «Бреды вдвоем», да «Годо» всякое. Ужас. Трагедия бессмысленности существования и невозможности найти то, что говорит на твоем языке. И как всякая трагедия, пусть и абсурдистская, рождающая катарсис. Тут же, напротив — комедия, пусть сначала раздражающая своей абсурдностью, но затем заставляющая чувствовать подъем и оптимизм — веру в будущее!
Но пора, наверное, рассказать собственно о содержании пьесы. Главный герой — Вася Листиков, и по чтению-то пьесы выглядит с первых сцен полным идиотом. Идиотом благодушным. Его бросает жена, чтобы жить с его лучшим другом — ничего! Ведь это лучший друг и любимая жена — как хорошо, что они нашли друг друга. Отец не принимает обратно в дом (что по житейски понятно) — ничего, найдем где! Посылают по службе в какое-то захолустье — едем! И больше всего заботит, что у тети Саши, лифтерши, День Рождения, и вот как бы ей устроить сюрприз. Да еще и с гитарой постоянно напевает абсолютно идиотскую же песенку:
Нечего унывать, если ты живешь на свете, Если тебе позволили это удовольствие. Погляди, сколько мимо идет людей. Среди них, наверняка, есть симпатяги!
Короче — абсолютно хороший юноша. Советский юноша, что немаловажно. Его прекраснодушные действия ожидаемо, в рамках комедии, приводят к обратному эффекту. Явные — в глазах окружающих даются в прямо противоположном толковании. Тайные — приводят к бурям и скандалам среди близких людей. Благо, все остальные персонажи — тоже близки к идиотии. Друг-изменщик, карьерист, выстраивающий невероятные по сложности и почти гениальные схемы продвижения на махонькую ступеньку в служебной лестнице и приходящий в отчаяние от крушения своих планов. Милочка-3 (там дополнительная комическая путаница с именем Милочка), влюбленная в Листикова, не знающая как открыться и вынуждающая своего успешного в обществе отца «заставить» взять ее замуж, даже ценой отказа от таких невозможных в советском обществе ценностей, как дача.
«Интеллигент» с дурацким библейским именем Авенир Николаевич — принципиальный страдалец по светлому недостижимому женскому образу, ищущий с кем разделить это страдание, и т. д. Все образы преувеличены и окарикатурены самим Арбузовым. Как окарикатурена и концовка — все козни разбиты, все хотят доброго и милого Листикова к себе. Ему предлагается отказаться от поездки в захолустье и заняться вновь своей профессиональной деятельностью с перспективами служебного продвижения. Но Листиков уже рвется вперед, в Неведомое, как и подобает идеальному советскому герою, покорителю времени и пространств. Все замирают в восхищении!
Так-то, когда начинаешь осознавать, что Арбузов написал, становится за него немного страшно и приходит осознание того, что его пронесло. Всеобщий советский энтузиазм и оптимизм по тому времени находился на таком уровне, что советские критики просто не обнаружили натуральной карикатуры на этот оптимизм в советском обществе. В их глазах герои пьесы не были идиотами. Они оказались... плохо прописанными. Ну, Арбузов не справился с задачей, написал неудачную, плохую пьесу, не справился с характерами героев, автор, короче, сам прекраснодушный дурак. А ведь могли бы усмотреть злую пародию и карикатуру.
Автор считал, что его пьесу надо играть «воодушевленно». Надо сказать, что режиссер эту задачу перевыполнил. Это было не то, что «одушевленно», это было на самом деле преувеличенно до мыслимых пределов. В некоторых местах просто переходя в кукольную условность. Но именно через эту абсурдную преувеличенность и рождалось то самое ощущение симпатии к представленному абсурдно-наивному, но бесконечно доброму и оптимистическому миру. Миру, в котором есть Светлое Завтра. В виде покорения Вселенной. А не Пенсионной реформы.
Что еще сказать именно про постановку? Вот визуальные эффекты отмечают. Нельзя не согласиться. Перебегающие женские лодыжки в туфельках под слегка приподнятым занавесом — это, безусловно, произвело впечатление. Не берусь судить о глубине режиссерской мысли в этом случае — не потому, что не способен, а потому что облеченное в слова, это будет идиотизмом. Причем не оптимистическим, как у Арбузова, а унылым. В целом, премьера выдалась странной, но симпатичной и, для Пензенского Драмтеатра, безусловно, новаторской — что уже хорошо. Будем смотреть в будущее с оптимизмом!
P. S. А вот всё-таки не оставляет такая мысль. Листиков и его коллеги по работе занимались... разработкой новой системы учета. Это что-то скучное и не стоящее внимание — фон, намеренно созданный автором серым... Но сейчас это воспринимается по другому. Небезызвестный Билл Гейтс сказал как-то, что если бы советская плановая экономика в 60–70 годы обладала бы такими возможностями планирования и учета, какие сейчас есть в распоряжении Гейтса, то она бы, скорее всего, вышла победительницей из соревнования с экономикой капитализма и свободного рынка. Вот, вероятно же, что не Листиковым бы, с их прекраснодушием и отсутствием критического мышления, такими вещами заниматься... Но это так! Мы же говорим о художественном произведении и его театральном воплощении, а не то что...
Максим ДЕНИСОВ
Источник: «Новая социальная газета»