Звоню в 9 утра поздравить с днем рождения своего друга Валерия Беляковича,
«Здорово», — забасил айфон.
И дальше разворачивается следующий диалог:
— Учитель, с днем рождения! Не разбудил? — декламирую я, почти подпрыгивая на кабинетном стуле.
— Да нет, — грустно басит именинник.
— А что с голосом?
— Да вот, лежу, смотрю передачу про пингвинов и плачу. Такие они хорошие, заботятся друг о друге, кормят. Не то, что люди… твари.
Монументальный Белякович лежал в одиночестве в своей холостяцкой квартире, смотрел телевизор и плакал от трепета, внезапно нахлынувшей обиды и сомнений в порядочности человеческой натуры. Зеркало жизни дало трещину там, где никто не ждал, в научно-популярном фильме о черно-белых обитателях Антарктиды.
И понял я, что жизнь моя также испещрена сомнениями, как лицо старика испещрено морщинами, — разнокалиберными свидетелями жизненных коллизий.
25 лет назад я, молодой артист, приходил на первый сбор труппы в новом театральном сезоне, радостный, счастливый, отдохнувший и уверенный во всем. Я был уверен, что весь мир принадлежит мне, что все главные роли написаны для меня, что зритель — мой. Я не сомневался в себе ни секунды. Уверенность в себе и чувство собственной величины окрыляли меня и слегка пьянили как стопка забористого кубинского рома. А сейчас, спустя 20 с лишним лет, я прихожу в театр абсолютно неуверенным ни в чем человеком. У меня куча планов и больше возможностей, связей, чем в молодости. Но именно сейчас я не уверен, что все задуманное состоится. Потому что с возрастом и опытом появляется такая вещь как сомнения. Сомнения — это постоянный выбор, предпочтение одного другому. Природа человеческих сомнений начинается там, где ты начинаешь нести ответственность.
Я впервые засомневался в своих силах, когда умер отец. Вот тогда я стал мужчиной. До этого я был маменькиным и отцовским сыном. Я был ребенком. Когда умер отец, и я понял, что я стал главой семьи, я взял ответственность за маму, занял место отца. После этого каждый свой поступок я стал обдумывать: правильно я делаю или нет. До этого я был безрассудным, мог с утра до ночи где-то пропадать, в детстве — на кружках, затем — в институте, затем — на репетициях. Однажды я даже забыл поздравить маму с днем рождения. Мне казалось, ну, забыл и забыл. Поздравил позже на день или два, а она очень сильно обиделась. И какое-то время даже не разговаривала со мной. И этот кратковременный бойкот дал мне такую затрещину, после которой произошло осознание каких-то неосязаемых, но важных вещей. С тех пор я также прихожу домой только за полночь, ухожу рано, но я никогда больше не забываю заботиться о близких людях.
Получать подзатыльники от жизни очень полезно. Потому что иногда ты теряешь чувство самоконтроля. Так бывает в спектаклях. Актер теряет контроль, раз сымпровизировал, два сымпровизировал, и рассыпается роль, рассыпается спектакль. Для этого и нужен режиссер, который поставит тебя на место. Чтобы ты встрепенулся и осознал. И как только ты осознал, что делаешь что-то не то, в тебе тут же происходит новый этап развития. И дальше ты уже можешь себя контролировать. Люди, которые не получают по шапке от судьбы, не развиваются. Они не любимцы Бога, ангелов. Они не часть Космоса. Они живут сами по себе, никому не принадлежат, но и никому не нужны. Как говорил мой духовный наставник: «Сергей, ты жалуешься, что у тебя неприятности, но это значит, что тебя любят твои ангелы-хранители. Потому что неприятности нам посылают с единственной целью, чтобы мы развивались».
Вторая волна сомнений в моей жизни была связана с рождением дочери. Как молодой успешный и эгоистичный молодой человек я долгое время не хотел детей. Мое чувство ответственности долгое время спало крепким здоровым сном. А мое решение по поводу возможности рождения ребенка было связано с желанием отца. Он хотел внука. И я ему пообещал. Но так получилось, что Анька родилась позже.
И когда она родилась, у меня снова появились сомнения и чувство ответственности. Если раньше я мог получить зарплату и отправиться в кутеж, а потом неделями пить чай без заварки и абсолютно не задумываться по этому поводу. То с этого момента я понял, что для ребенка нужен постоянный стабильный заработок. В театре платили гроши. Я подрабатывал ведущим, организовывал все крупные мероприятия в городе.
А потом в моей жизни появилось казино, где я получил должность арт-директора. Вот уж где ни я, ни мои партнеры не сомневались. Деньги текли рекой. Они доставались легко, поэтому я ими сорил, направо и налево. Это потом мы поняли, что казино — это зло. А поначалу, мы думали, что попали в цивилизацию. Я чувствовал себя где-то между Робертом Де Ниро и Джеймсом Бондом. Утром я молился, вечером играл в театре, а ночью было казино. Практически как в Испании: утром молитва, вечером бордель. Но бывали случаи, после которых внутри что-то екало. Когда игроки выясняли отношения или швыряли бутылками в барменов. А один из постоянных игроков куда-то надолго пропал, а потом однажды показался на пороге казино в халате с мусорным ведром. Жене он сказал, что пошел выносить мусор, а сам — бегом к рулетке. Потом казино закрыли, и слава богу! Я потерял в деньгах, но я бы никогда не хотел вернуться обратно.
А сейчас я худрук. И теперь сомнения в моей голове размножаются со скоростью микроскопических бактерий на руках после прикосновения к двери общественного транспорта.
Театр — это свой непредсказуемый не поддающийся прогнозированию мир талантливых и изначально ревностно настроенных людей. Каждый из них со своими амбициями, комплексами, бытовыми проблемами и фобиями. Зрителю кажется, что на сцене кипят страсти, на самом деле настоящие баталии разворачиваются за кулисами, на репетициях, худсоветах, планерках. И сейчас я любые решения принимаю с сомнениями. Но наконец-то за 20 лет я научился их побеждать. Нужно вовремя прислушаться к себе. Если решение отзывается в душе радостью, значит оно правильное. Хотя, может быть, я ошибаюсь?..
Сергей Казаков
Август 2012
Источник: «Антракт»