11 декабря 2012

Николай Жегин: «Провинция — понятие не географическое»

Не так давно в Пензе побывал Николай Жегин — заслуженный работник культуры России, «патриарх» отечественной театральной критики, один из ведущих сотрудников знаменитого журнала «Театр» в течение почти трех десятилетий, председатель жюри и член экспертных советов многих всероссийских театральных фестивалей — таких, как «Островский в доме Островского», «Дни Островского в Костроме», фестиваль имени Н.Х.Рыбакова в Тамбове и т.д. Театральная общественность Пензы хорошо помнит Николая Ивановича по прошлогоднему Первому окружному фестивалю «Театральное Поволжье», где он также был председателем жюри. В этот свой приезд Николай Жегин посмотрел несколько спектаклей Пензенского драматического театра, вышедших за последний год.
Предлагаем вашему вниманию фрагменты беседы Н.И.Жегина с руководителем литературно-драматургической части Пензенского драмтеатра Виталием Соколовым.

Фото © Дмитрий Журкин

В.СОКОЛОВ: Николай Иванович, Вы много лет ездили и продолжаете ездить по городам и весям нашей страны — сначала Советского Союза, потом России — и провинциальный театр знаете, наверное, как никто другой. В чем, на Ваш взгляд, отличие провинциального театра от столичного — и в целом, и особенно сегодня?

Н.ЖЕГИН: В целом наш театр меняется, и это очень заметно. Поэтому вопрос о том, что есть театральная столица, а что — театральная провинция, это вопрос неоднозначный. Двадцать-тридцать лет назад было одно, а сейчас ситуация совершенно другая. Мне представляется, что «театральная провинция» и «театральная столица» существуют прежде всего в творческом смысле. Это не географическое понятие.

Вот ваш Пензенский драматический театр, где я сейчас посмотрел три спектакля. Столичная режиссура! Это те самые режиссеры, которые работают в столице. Раньше этого не было. Раньше, к примеру, в Тамбове, в Саратове, в Мурманске и т.д. был главный режиссер, который  десятилетиями сидел в этом театре, и у него — два очередных режиссера, которые в лучшем случае из одного провинциального города переезжали в другой. Сейчас не так. В вашем театре три режиссера поставили три спектакля, и все — столичного уровня в творческом смысле. Скажу больше, как бы парадоксально это не прозвучало: чтобы познакомиться с творчеством современных, молодых, талантливых режиссеров из столицы, мне надо ехать в провинцию.

Вот посмотрите: «Ветер шумит в тополях». Режиссер Андрей Шляпин — совершенно новое имя, вчерашний студент ГИТИСа, и это фактически его первая работа на профессиональной сцене. Где я ее мог увидеть? В столице? Нет. Я приехал в Пензу и здесь познакомился с очень интересным и очень перспективным режиссером абсолютно «столичного» творческого мышления. Ничего «провинциально-отсталого» я не мог увидеть, это была очень интересная работа. У него два прекрасных современных педагога-режиссера: один — Евгений Каменькович, другой — Дмитрий Крымов, очень звонкое и передовое имя, как бы мы к нему не относились. Тоже самое и про другие два спектакля, их ставили уже хорошо известные московские режиссеры: Дмитрий Петрунь — «Господа Головлевы», Ансар Халилуллин — «История одного преступления». Можно ли говорить о том, что я приехал в «театральную провинцию»? Ни в коем случае! Ситуация сегодня кардинально меняется. Не во всех театрах, конечно. Картина театральной провинции — в географическом смысле — очень разнообразна. Есть театры, работающие по-старому, есть режиссеры, которые десятилетиями сидят на месте или переезжают из города в город… Вот там очень заметен провинциальный уровень художественного мышления.

В.С.: Но Вы знали Пензенский театр и во времена Семена Моисеевича Рейнгольда, чье 85-летие мы отметили в этом году, бессменного главного режиссера театра в 1971-1981 годах. И это десятилетие до сих считается одним из самых плодотворных в жизни нашего театра, хотя это было время именно одного, по Вашим словам, «сидящего на месте» главного режиссера.

Н.Ж.: Сравнивать сегодняшний Пензенский театр и театр времен художественного руководства Рейнгольда — совершенно неправомерно. Другое время, другие требования. Тем более что Сергей Казаков, нынешний художественный руководитель вашего театра — сам актер, он не занимается режиссурой и, самое главное, не стремится к этому. Но, конечно, когда режиссер, воспитатель, педагог такого уровня, как Рейнгольд, руководил театром, тут были свои плюсы. Может быть, не было в театре большого разнообразия художественных приемов, потому что это был «монотеатр» Рейнгольда. Хотя похожих в творческом плане театров было тогда много. Была своеобразная «монополия» искусства Художественного театра, высший эталон, к чему все театры стремились.

В.С.: А разве плохо, если у театра есть своя четкая художественная линия? Ведь когда в провинции один крупный массовый театр — как наш — он волей-неволей должен ориентироваться на все вкусы.

Н.Ж.: Это немного разные вещи. Когда мы говорим о том, что в городе один театр, и он должен ориентироваться на разные вкусы разных категорий зрителей — то речь идет прежде всего о репертуаре. На Западе, например, принято так: вот это пьеса для пенсионеров, это их проблемы, их интересы… У нас такого нет. Хотя, мне кажется, это было бы очень верно, потому что зрительские ожидания у разных категорий абсолютно разные и специфические. Ваш театр в этом отношении, по-моему, делает много интересного, и у вас очень продуманная репертуарная линия. Он ориентирован на самые разные театральные вкусы взыскательного зрителя.

В.С.: По поводу категорий — тут я бы не до конца согласился. Была, например, одна история, связанная со спектаклем «Ветер шумит в тополях»: на зрительском обсуждении этого спектакля вдруг встала девочка лет 12-13, которая пришла с бабушкой, и сказала примерно так: «Я раньше не любила ходить в театр, но теперь буду ходить на все спектакли. Большое вам спасибо». Актеры на сцене встали и зааплодировали ей.

Н.Ж.: Дело в том, что спектакль «Ветер шумит в тополях», который мне очень понравился и о котором я много могу сказать, — чем он особенно интересен? Казалось бы, он обращается к очень локальной теме, теме стариков, в сущности — почти ухода из жизни, и этот драматизм, одиночество должны вроде бы быть близки людям пожилого, преклонного возраста, потому что разговор о них. Но в то же время тема доброты, надежды, сострадания близка всем категориям, и для меня нет ничего удивительно в том, что совсем юная девочка это очень остро восприняла. Она, очевидно, принадлежит к той замечательной категории нашей молодежи, которая уступает место в троллейбусе старикам, — я таких встречаю, у них всегда очень хорошие лица. Этот спектакль и для них тоже.

В.С.: Но, что интересно, как раз многие пожилые люди этот спектакль и не воспринимают. И понятно, почему — тема для них болезненна…

Н.Ж.: Да, они идут в театр за определенным настроением: он их отвлечет, он их уведет в другой мир, где всё прекрасно, молодо, замечательно, и они забудут о том, что они сами уже не очень молоды. А тут — другое.

В.С.: Николай Иванович, с Пензенским театром, так сказать, «новейшего времени» Вы в последнее время сталкиваетесь часто. На прошлогоднем фестивале «Театральное Поволжье», будучи председателем жюри, Вы видели два спектакля — «Ревизор» и «Оскар и Розовая дама»…

Н.Ж.: А до этого ваш театр приезжал на фестивали в Кострому и в Тамбов с «Мудрецом» Островского, а теперь я посмотрел еще три спектакля, так что уже могу говорить о каком-то определенном облике театра.

В.С.: Вы не посмотрели только развлекательные, комедийные постановки — проще говоря, «кассовые», такие, как «Примадонны» К.Людвига или «Люкс №13» Р.Куни…

Н.Ж.: Я и так представляю — это сейчас явление повсеместное и обязательное. Театр сегодня не может существовать без таких спектаклей. Это абсолютно нормально.

В.С.: Так вот, на основе увиденного — что Вы скажете о нынешнем состоянии и движении Пензенского театра?

Н.Ж.: Именно Пензенского? Попробую. Вот мы сейчас много рассуждаем о том, какая модель театра для России сегодня наиболее приемлема, наиболее жизнеспособна, и стремимся так или иначе прийти к одной, двум или трем моделям. И чем я больше об этом думаю, чем больше смотрю, тем чаще мне приходит мысль: пусть всё будет разнообразно. Разумеется, развитие театра должно подчиняться каким-то общим законам,  но пусть в каждом случае всё будет определяться уровнем творческого потенциала, и прежде всего — руководителя, будь то главный режиссер или художественный руководитель. Если он мыслит художественно, если сам по себе он — творческая личность, то театр будет жить интересно и полнокровно. Тут не может быть одинаковых схем для всех театров.

У вас уникальная ситуация, я другой такой ситуации в России не знаю, между прочим! У вас во главе художественного руководства стоит очень интересный человек — Сергей Владимирович Казаков. Талантливый актер больших и, главное, реализованных возможностей — я ведь его помню еще по роли Моцарта в спектакле «WOLFGANG», с которым вы ездили на фестиваль в Белгород. Но он еще очень интересен и как личность. Надо обладать колоссальной энергией, проницательностью и любопытством, чтобы уметь найти самых интересных молодых режиссеров и привлечь их на постановку в театр. Это удается, прямо скажем, очень немногим. У вас что ни спектакль — то новое лицо, которое обогащает театр. И я еще расскажу подробнее обо всех трех увиденных спектаклях.

Далее. Как организатор, Казаков совершенно замечателен. В прошлом году я видел, как к вам на фестиваль приехал целый курс театрального института при Саратовской консерватории вместе со своим руководителем, они показывали здесь дипломный спектакль. И половину из них Казаков взял в труппу. Лицо театра сразу резко изменилось — он помолодел, и в этих спектаклях я уже увидел этих очень интересных ребят.

Так что руководство ведет свой театр очень уверенно и с готовностью к кардинальным, смелым решениям. В театре живет интерес к новой драматургии. Она вызывает споры, это понятно, но без новой пьесы театр жить не может. Здесь лаборатории. Здесь собираются и устраивают читки — видите, как интересно!

У театра большие замыслы. Театр задумал свой собственный фестиваль «Маскерадъ». Без этого сейчас нельзя. Сейчас идет даже негласное соревнование: те города, где есть свои театральные фестивали, считаются на ступеньку выше в своем культурном развитии. У вас очень смелый, очень интересный замысел, и если всё получится — фестиваль обещает быть интересным. Причем это уже второй придуманный вами фестиваль, после «Театрального Поволжья».

Театр — участник многих театральных фестивалей в разных городах. Он ведет активную гастрольную деятельность. Это неправда, как говорят многие, что гастроли в России прекратились. Я вижу на практике: приезжаешь в один город, в другой — идут гастроли! Они, конечно, не такие, как раньше, — и слава богу! Я же помню эти дурацкие гастроли в советское время, когда театр из Хабаровска зачем-то едет в Житомир, где работает целых полтора месяца… Зрителю уже надоело, зритель уже не ходит — но все равно, театр сидит там. Не надо идеализировать то театральное время, я жил в это время, я знаю все его достоинства и недостатки… Сейчас идет живой  театральный обмен, кратковременный — и это правильно.

Так что мне творческая жизнь Пензенского театра представляется очень насыщенной, очень плодотворной и, главное, — вы все настроены на острое восприятие современной ситуации не только в театре, но и во всем российском обществе — чем оно сегодня живет, чем дышит? С этой точки зрения Пензенский театр — очень современный и очень интересный.

Во второй части беседы Николай Иванович поделился своими впечатлениями о трех просмотренных им спектаклях Пензенского драматического театра: «Господа Головлевы», «История одного преступления» и «Ветер шумит в тополях».

(Окончание следует.)